Алексей Сурков - Южный Урал, № 2—3
От наблюдений над действительностью, над простыми людьми и их трудом от знания их дум вел путь к созданию сокровищ «Малахитовой шкатулки».
Создать эту книгу мог только поэт огромной силы, художник и мыслитель. Сам же он называет автором чудесных сказов народ. Да, он учился у народа. Он с детства слышал его голос, видел его слезы и труд.
Родина образов «Малахитовой шкатулки» — один из самых поэтических уголков Урала. Здесь, в округе сысертских заводов, возвышаются овеянные легендами Думная и Азов-гора, а рядом Гумешевский рудник — богатейшее месторождение малахита и медного колчедана. Зеленый шум и розоватые вспышки пламени над домнами. Мечта найти золотой самородок и жизнь, от которой «некуда податься, кроме как в землю».
В изумительном сочетании реального с фантастическим — обаяние бажовских сказов. Вымысел в них становится поэзией, но за фантастическим узором всегда прощупывается плотная ткань действительности. Сказочные образы не уводят от земли, а, наоборот, еще резче подчеркивают реальность классовой борьбы и жгучей ненависти к Северьянам-убойцам, к Турчаниновым и их «подлокотникам», ко всему несправедливому строю жизни.
Тема ненависти идет рядом с темой любви. «Малахитовая шкатулка» — книга о любви к труду, книга о счастье творчества мастеров, вдохновенных искателей, новаторов своего дела. И до чего это современная книга!
Как-то в беседе Павел Петрович привел такой пример.
— Жил старик один. Каждую ночь у него огонь в избе горел. Поглядят в окно и видят: сидит старик над книгой. А пошла про него молва: «ученый». Помер старик. Стали искать плоды его труда. И что же оказалось? Оказывается, он подсчитывал, сколько букв в библии. Вот тебе и ученый!
Человек — это он сам и его труд. И тем достойнее человек, чем полезнее его труд. Подлинно прекрасен лишь человек труда, творческого горения. «Работа — она штука долговечная. Человек умрет, а дело его останется». Эти слова — лейтмотив всего, что пишет Бажов. Честь художнику, постигшему красоту этой правды я правду этой красоты!
* * *Он, как его герой горный мастер Данило, всегда с людьми. В день объявления войны, давно уже бывший пенсионером по старости, пришел он в издательство и попросил принять его на работу. Он не мог поступить иначе. И голос его в эти годы зазвучал молодо и гневно, как голос бойца.
Вот он поднимается на трибуну. Перед ним тысячная красноармейская аудитория. Мужественные лица воинов, уже понюхавших пороху. Старый человек на трибуне читает сказ «Тараканье мыло» о том, как немцы пробовали заводить свои порядки на Урале и какой из этого получился для них конфуз. Читает он по-народному, просто, как будто сам дедушка Слышко ведет неторопливый рассказ у караулки на Думной горе. И каждое слово его доходит до сердца, потому что идет из сердца. Сколько любви, сколько гордости за русского человека, за его смекалку и «живинку в деле», отличающую «мастерство с полетом» от бескрылого ремесленничества. Какое глубокое уважение к народу!
Однажды, выслушав юмористический рассказ Горбунова, Павел Петрович заметил:
— Не люблю я его. Это с его легкой руки пошли Ваньки-Таньки. И просто неприятно, когда слышишь, как большие артисты читают: бонба, оттедова… Высмеивают фонетические неправильности. Вон, мол, как они говорят, сиволапые… А кого высмеивают? Народ высмеивают.
* * *Доклады его — не доклады в общепринятом смысле слова, это задушевная беседа, увлекательная по остроте и богатству мысли, оригинальная по форме. Мудрая простота его речи делает ее одинаково доступной и для научных работников, и для пионеров, и для бойцов Советской Армии. И всегда он остается самим собой — живым воплощением мудрости народной, трудового народного опыта.
Коренной уралец, он горячо любит свой край.
— У нас на Урале столько профессий, да таких, каких нигде не бывало. Например, горщики. Ведь это одна из исконных уральских профессий. А сколько в ней поэзии!
В то же время он всегда резко выступает против сторонников уральской исключительности и подчеркивает исторические связи Урала с остальной Россией.
С особенной любовью говорит он о старых уральских мастерах, об их трудовых традициях.
— Возьмем историю золотого дела на Урале. Найти-то золото нашли, а вот что с ним дальше делать не знали. Стали плавить. Выплавили за пять лет всего восемьдесят четыре пуда. Простой рабочий Брусницын предложил свой способ: дробить и промывать руду. И в первый же год добыли двести пудов золота. Так и стали после этого называть: «брусницынское золото». Вот где корни современного новаторства… Или, например, каслинское литье. Оно пользуется мировой известностью. Нигде в мире нет лучше каслинского литья. А в чем его секрет? То ли чугун такой особенный, то ли опоки, то ли руки такие у каслинских мастеров?
Речь заходит об уральском фольклоре.
— Вот говорят мне молодые фольклористы: «Вам, Павел Петрович, хорошо. Вам старики все рассказывают, а нам нет»… Нет, и мне старики не все рассказывают… А надо собирать их рассказы. Ведь на Урале население-то заводское коренное. Заводы-то еще при феодализме строились. Поезжайте хотя бы в Невьянск. Там из одних Поляковых можно конференцию собрать да Шмелевых столько же. Это целая история завода. Спросите о прошлом и в любой семье вам ответят: это мне дедушка рассказывал, а про это бабушка говорила. У нас на Урале фольклор особенный — он не успел отстояться…
* * *Необычайно широк у него круг интересов и необычайно богатство знаний. О камнерезном деле он говорит так, как будто сам был всю жизнь камнерезом, об истории края как историк и краевед.
Сам он упорно и давно занимается вопросами истории. Историческая тема проходит и через книгу «Малахитовая шкатулка». Есть в сказе «Шелковая горка» замечательное место. Вот оно:
«…Всякий, кому понадобится рассказывать о заводской старине, непременно с нашего завода начинает. Случалось мне, читывал. Не одна книжка про это написана. Одно плохо — говорят больше о хозяевах, о Демидовых то есть. Сперва побасенку расскажут, как Никита Демидов царю Петру пистолет починил и за это будто бы в подарок казенный завод получил, а потом и начнут расписывать про демидовскую жизнь.
На деле-то не так было. Все-таки не сами Демидовы руду искали, не сами плавили да до дела доводили. Много зорких глаз, умелых рук, большой смекалки да выдумки приложено, чтобы демидовское железо по всему государству на славу вышло и за границу поехало. Знаменитые мастера были, да в запись не попали»…
Его мысль — написать историю Урала, как историю труда, написать о первых «мужицких заводах» на Урале.
— Вот профессор Смирнов сказал насчет Ивана Калиты: от лемеха пошла Москва. Я думаю, что в этом есть рациональное зерно… Или так: «Пришел атаман с пятидесятью товарищами и покорил Камчатку». Шутка ли! Значит, не в оружии дело, а в том, что новое, лучшее несли наши люди. Колонизация наша не похожа на американскую. То же и на Урале. Пришел монах Долмат и основал монастырь… А ведь дело-то, наверно, было в другом… Ключевский добросовестно исследовал прошлое, но он был человеком другой эпохи, другого класса. Так же и в отношении Чупина: не всему нужно верить у него. Другими глазами он видел. Я вот думаю, что уральские-то заводы строили нижегородские да павловские мастера, а немцы тут не при чем…
Сам правдивый изобразитель прошлого, он со строгим критерием правды подходит и к историческим романам.
— Историческая-то тема, можно сказать, еще и не начиналась, — говорит он. — Возьмем, например, Костылева «Иван Грозный». Ну к чему все эти канаусовые рубахи, аксамиты и прочее? Ведь деталь только тогда хороша, когда она помогает раскрыть и понять образ. С историческими деталями надо уметь обращаться. Есть там такая сцена, когда Темрюковна в штанах скачет на аргамаке, а Иван ее снимает с коня. Разве так могло быть? Ведь это польский обычай, а совсем не московский. Никогда московский царь и московская царица не могли этого себе позволить.
* * *Труд народа и сила народа — вот что лежит в основе сказов Бажова. Вот почему его творчество всеми корнями уходит в почву современности. С чувством гордости за советского человека говорит он о достижениях в области экономики и культуры.
— Раньше поколение-то измерялось десятилетиями, а теперь пятилетками. Да что пятилетками? Каждый год производят сотни тысяч высокообразованных молодых людей. А что будет через пять лет, через десять лет, мы даже представить себе не можем…
И с восхищением рассказывает о том, что в одном из московских издательств слышал, как двое молодых людей свободно разговаривали между собой на иностранном языке.
— Скоро у нас кончающий вуз будет владеть тремя иностранными языками.
